Полузащитник «Торпедо» рассказал Кириллу Благову о детстве в «Локомотиве», победе на юношеском ЧМ и традициях, связанных со «Спартаком».


Фото: пресс-служба «Торпедо»

- Ваше детство прошло во Владивостоке. Три главных ассоциации, связанных с этим городом?

– Родители, море и рыбалка. На рыбалку ездили с папой. Один раз, когда восстанавливался после травмы, поехали в тайгу. Рыбачили недалеко от палатки, и метрах в пятидесяти от нас к речке вышел медведь – воды попить. Мы стали кричать, он посмотрел на нас – и пошел обратно в лес. Так я тогда испугался! Впечатления незабываемые.

- Ваш отец океанолог. Не захватывала ли вас поначалу его профессия?

– Папа побывал в Америке, рассказывал много про моря, океаны и рыб, которые в них водятся. Интересно, конечно, но футбол мне как-то больше нравился. Начинал играть во дворе, после чего Виктор Анатольевич Лукьянов пригласил меня в футбольную школу. Помню, ребята там еще бадминтоном занимались, но я считал это несерьезным видом спорта.

- Как родители решились оставить 12-летнего ребенка в Москве совсем одного?

– Уговаривать не пришлось. Приехал на просмотр, потренировался, и тренеры с директором школы «Локомотива» сразу поговорили с папой – сказали, что перспективный. Родители понимали, что это хороший шанс.

Когда уже переехал в Москву, мама сильно переживала. До сих пор, когда приезжаю домой, говорит: «Может, останешься и не поедешь никуда?» У меня есть старший брат, но родителям все равно тяжело отпускать детей. Папа тоже переживал, конечно.

Он сам не сильно хочет переезжать в Москву, потому что привык к тому образу жизни: рыбалка, каждый год в тайгу, на Амур, еще куда-то. Сразу тяжело перестроиться и все бросить. Может, переедут, когда появится несколько внуков.

- Что такое жизнь в спортинтернате?

– Там тебе не остается ничего, кроме как тренироваться и постоянно играть в футбол. Других интересов вообще не было, только развиваться и расти. Помню, одиннадцать вечера, отбой, и воспитатели выходят вылавливать нас с футбольного поля – чтобы мы хоть что-то успели перекусить и спать ложились.

В младшем возрасте это как семья, все друг друга поддерживают. Ближе к выпускному году уже ощущается конкуренция, но сдержанная. Прямых конфликтов нет. Если кто-то кому-то не нравится, то просто меньше общаются, каких-то плохих вещей друг другу не делают. Драки если и случались, то только на тренировках.

- Кто из тех, с кем вы росли вместе в интернате, впечатлял больше всего?

– Григорий Чиркин и Леша Аравин, которые сейчас в «Анжи» играют. По моему возрасту – Игорь Горбатенко. Команда 88-го года очень одаренная была: Андрей Кузнецов, Виталий Мараховский, Кантемир Берхамов. Кокорин и Алан Гатагов в 91-м – тоже.

- Были ребята, которые казались старше того возраста, за который играют?

– Бывало, когда кто-то приезжал на просмотр. Смотришь, он здоровый – ну, не может такого быть. Сергей Фролов приехал – 16 лет, а уже борода растет и сам в два раза шире меня. А потом начинаешь общаться и понимаешь, что такой же пацан, просто природа одарила.

- Чего вам не хватило, чтобы пробиться в основной состав «Локомотива»?

– В 17 лет получил тяжелую травму, выбыл на полгода. Потом было тяжело психологически, сразу форму набрать не получалось. После крестообразных связок появляется какая-то боязнь, неуверенность. Тем более, играли на искусственных полях, что тоже не очень хорошо для колена. Постепенно отошел от этого, но время уже ушло.

- Чем запомнился Бышовец, который привлекал вас к тренировкам с первой командой?

– При Бышовце я ездил на сборы, в заявку попадал. На сборах у него не было сильных физических нагрузок. Без мяча вообще почти не бегали, все через игровые упражнения, через пас, форму набирали за счет товарищеских матчей. Так что сборы легкие были.

На установках перед матчами всегда вспоминал истории из своей карьеры. Мне запомнилась та, которую он про Стрельцова, по-моему, рассказывал. Есть же примета, что бриться перед игрой нельзя. Перед каким-то матчем Бышовец увидел, что Стрельцов бреется, удивился, а Стрельцов ему отвечает: «Игра для меня – это праздник. А небритым на праздник я не могу прийти».

- Красножан вас тоже на сборы брал.

– После его сборов был очень хорошо готов тактически – понимал, как играть в той или иной ситуации. Еще он очень хорош в плане психологии – знает, что и когда сказать игроку. Был контрольный матч, на предыгровой теории он все разобрал и мне говорит: «Не бойся на себя игру брать, побольше вперед играй, где-то в стеночку обыграйся». Показал игроков, которые у соперника больше атакуют, чем обороняются. На 15-й минуте оба этих полузащитника провалились, я сыграл в стенку с Торбинским и забил гол. После матча Красножан говорит: «Не понимаю, что ты во второй лиге делал».


Фото: РИА Новости/Павел Лисицын

- Самое жесткое и обидное, что приходилось слышать от тренеров?

– Только-только восстановился после травмы, был не очень хорошо готов, вышел играть за дубль против московского «Динамо», и во втором тайме на ровном месте получил красную карточку. Ринат Саярович Билялетдинов – темпераментный тренер. Заходит после игры в раздевалку и говорит: «Фомин, ты после травмы вообще деградировать стал». Вот это очень обидно было слышать, потом каждый день по два раза ходил на поле, чтобы поскорее набрать форму и доказать тренеру, что в игре с «Динамо» просто не очень хорошо себя чувствовал.

- Чем еще Билялетдинов запомнился?

– Тем, что при нем у нас была очень хорошо поставлена игра. Мы много атаковали и при этом старались строго играть в обороне, потому что он очень не любил, когда команда пропускает. Еще он очень хорошо понимал, что должны показывать его воспитанники, чтобы на них обратили внимание в основном составе, и умел донести до игроков, над чем нужно работать, чтобы расти. В таких условиях играть одно удовольствие.

- Вы играли в иркутской «Звезде» в тот год, когда клуб прекратил существование. Как это происходило?

– Сделал ошибку, поехав в Иркутск. Агенты уговаривали поехать туда, получить практику в первой лиге, а потом вернуться в «Локомотив». Папа отговаривал, но я не послушал и поехал. Два сбора в Турции прошли гладко, потом приехали в Иркутск, и начались проблемы, зарплату два месяца не платили. Сначала жили в гостинице, а потом сказали искать квартиру, хотя денег ни копейки не дали. По сути, негде было жить – хорошо, что мне родители и друзья помогали. Через четыре месяца сменилось руководство, часть долгов вернули, начался второй круг, я получил травму и вернулся в «Локомотив» восстанавливаться.

- От сезона во владимирском «Торпедо» воспоминания лучше?

– Помню, «Локомотиву» ни с кем не удавалось договориться об аренде, и в последний день трансферного окна мне позвонил тренер «Торпедо» Евгений Евгеньевич Дурнев – так и так, приезжай. За два дня собрался, и полгода во Владимире были одним из лучших периодов в карьере. Город очень красивый, в команде все хорошо складывалось, с тренером было интересно работать. У него мы играли 4-3-3, и один из опорников садился к защитникам и разыгрывал с ними мяч – с таким я раньше не сталкивался, было интересно.

- Перед началом сезона игроки «Торпедо» ездили в церковь. Какие еще традиции были в командах, за которые успели поиграть?

– В церковь команда ездила уже не первый год – все это по желанию, но тогда поехали почти все. В Нальчике, помню, на неделе перед игрой с московским «Спартаком» в центре поля резали барашка и варили суп на обед. Такое только перед «Спартаком» было.

- Когда ездили по арендам, в какой-то момент не было ощущения, что карьера идет под откос?

– Да нет, уверенность в себе всегда была. Даже когда играл за «Локомотив-2» во второй лиге. Тогда много занимался с тренером по физподготовке Марией Юрьевной Буровой. Работали над выносливостью и стартовой скоростью, которую на тот момент удалось улучшить. Никакого расстройства и уныния не было, рассматривал это как очередную ступень, набрался опыта.


Фото: rotor-fc.com

- Самый колоритный человек, который встретился за два сезона в Волгограде?

– Рохус Рохусович Шох, он очень много сделал для «Ротора». Всегда старался, чтобы в команде были хорошие условия. С ним в любое время можно было поговорить, посоветоваться, причем не только о футболе. Когда не было результатов, всегда старался нас подбодрить. На Мамаев курган мы с ним ходили девятого мая, с ветеранами встречались, с болельщиками. Очень благодарен ему за то, что пригласил в «Ротор». Недавно с ним общались – говорит, что в команде все должно нормализоваться.

- Волгоградский стадион – самый атмосферный из тех, на которых вы играли?

– Думаю, да. В первом сезоне после возвращения в ФНЛ меньше 15 тысяч человек там не было. Трибуна забивалась, стоял такой шум, что хотелось нестись вперед. На кубковом матче с «Локомотивом», когда мы выиграли по пенальти, эхо такое было, что партнеров не слышал.

- Как в конце прошлого сезона вас выбрали капитаном?

– Капитан команды пропускал матч, а тренер не хотел, чтобы капитаном был вратарь – в итоге выбрали меня. Приятно, что на второй год в команде уже было такое доверие со стороны игроков и тренеров. Болельщики, с которыми общался, тоже были «за». Одному из них, кстати, все никак майку передать не могу – есть в Волгограде такой преданный фанат Рыжий с татуировкой «Ротор» на ноге.

- Долго раздумывали над предложением «Торпедо»?

– У меня еще действовал контракт с «Ротором», но я уже искал команду выше рангом, хотелось попробовать силы в премьер-лиге. Позвонили из «Торпедо», проявили заинтересованность, и буквально за несколько дней договорились. Со стороны того же «Рубина» интереса особо не видел. «Торпедо» – это имя, история, поэтому я рад, что могу играть в таком клубе.

- Что чувствует футболист, команда которого проигрывает 1:8?

– Когда немцы один за другим забивали бразильцам на чемпионате мира, не верил своим глазам. Третий, четвертый, пятый – думал, как это возможно? Почему они опустили руки и так безвольно играют? Через месяц понял.

Стыдно перед болельщиками. Мы понимали, что против «Зенита» будет тяжело играть, но проигрывать 1:8 никак не должны были. Сами виноваты, неправильно действовали после первого гола, после второго, а в конце играли уже расхлябано и безвольно. Конечно, нам это еще долго будут припоминать, но постараемся сделать все, чтобы запомниться чем-нибудь хорошим.


Фото: пресс-служба «Торпедо»

- Универсиада в Казани – самый сомнительный турнир, в котором вы принимали участие?

– Да нет, когда в школе играл, была еще спартакиада (смеется).

- Впечатляет.

– Конечно, мы были на голову сильнее Великобритании. Забили гол, спокойно контролировали игру, но им хватило одного стандарта, одного удара по воротам, чтобы отыграться. А по пенальти мы проиграли. Наверное, были слишком самоуверенны, и за это поплатились.

- Какие ощущения были после того, как проиграли, по сути, любителям?

– У нас начинался сезон в ФНЛ, хотелось поскорее вернуться в команду, поиграть с профессионалами (смеется).

- С момента победы на юношеском чемпионате Европы прошло восемь лет. Что это было?

– Как сборная России в 2008-м забралась так высоко? Так же, наверное, и мы. Тогда нам было по 16-17 лет, мы вообще ни о чем не думали, просто выходили на поле и играли. Это сейчас взрослые проблемы появились, а тогда был только футбол. Колыванов умел настраивать, вот мы за счет самоотдачи, сплоченности и добились такого результата.

Испания только нас отвозила. Мы держались до 70-й минуты, а потом вышел Боян Кркич – и 3:0. Не знаю, почему, но мы просто за ним не успевали. Очень быстрый был, ну или нам так казалось. А немцам мы не дали вообще ничего создать. Ощущения, что кто-то из них на голову нас сильнее, не было. Это потом все узнали про Крооса и других ребят.

- Крышу не сносило после той победы?

– Я поехал домой во Владивосток, там с первым тренером встретился, в городе меня поздравили, а потом получил травму тяжелую, так что времени особо не было.

- Как должен закончиться этот сезон, чтобы вы были им довольны?

– Хочется, чтобы у команды были достойные результаты. А если еще забью десять голов, то можно будет сказать, что это очень крутой сезон.
Автор

Кирилл Благов
http://www.sports.ru